Что люди называют любовью после двух с половиной лет полномасштабной войны? На какие поступки ради нее готовы? Изучая установки,ценности и интересы,которые россияне связывают с любовью,мы можем разглядеть фундаментальные представления об общем благе,справедливости и,наконец,о мире.

Любовь – эмоция не только интимная,но и социальная,и политическая

Depositphoto.com

Черно-белый мир

Этот текст – часть тематического цикла,посвященного поляризации,нетерпимости и ненависти в современном мире. Почему мы стали больше ненавидеть друг друга? что с этим можно сделать? Объясняют психологи,историки,культурологи,социологи,политологи,экономисты,правозащитники.

Предыдущие публикации цикла:

Менеджмент ярости и коллективное посттравматическое стрессовое расстройство

Как сочетать безопасность,национализм и равенство прав? Случай Латвии

Венгрия для венгров? Чем закончился проект национального государства в полиэтнической стране

Война собственных мнений: как социальный прогресс привел к росту нетерпимости

Россияне на Западе. Разделенная идентичность и долгий путь к анархии

«Все будет только хуже»: почему будущее больше не вдохновляет?

Горевание делает ненависть ненужной. Ноесли общество захвачено ненавистью,его остановят только потрясения

Донбасс вплену ненависти: как политическая конфронтация 2004–2014 годов посеяла семена войны

Нетерпимость иполитика: как Польша могла,нонестала сверхдержавой XVII века

Митя уехал,аЛена осталась [здесь идалее используются псевдонимы].

Таня иВиктор уехали вместе,нонановом месте рассорились иразошлись.

Денис второй год пытается сделать визу Антону встрану,где они,смогут зарегистрировать брак.

Вера,Илья иНаташа жили вместе,нотеперь Вера иИлья застряли вГрузии сдвумя собаками,аНаташа нашла работу вИспании ипереводит имденьги.

УКати муж сначала неподдерживал нивойну,нирежим,апотом передумал иушел служить поконтракту.

Викин любимый человек Саша ушел служить поконтракту,новообще-то унего другая семья,официальная,анаихобщего сына Вика никакого пособия неполучит.

Кто-то потерял любовь.

Кто-то нашел новую.

Кто-то вообще забыл,что это такое— любить,потому что недолюбви сейчас.

Когда вУкраине обрываются жизни ирушатся дома,изучать любовные истории россиян кажется непозволительной роскошью,как можно рассуждать олюбви встране-агрессоре? Доэтойли любви натретий год беспощадной войны?

Вопрос справедлив,если исходить изтого,что любовь— что-то вроде парка эмоциональных развлечений,формы проведения свободного времени. Без неё можно иобойтись,апри определенных обстоятельствах— стыдно неточто мечтать,нодаже задумываться оней.

Ноесть идругая точка зрения: любовь— эмоция нетолько интимная,ноисоциальная,политическая. Помнению философа Марты Нуссбаум,именно способность клюбви делает для человека возможным понимание основ социальной справедливости,дает ему шанс нажизнь вмире— аневойне! —сближними идальними. Доверию,равенству,честности большинство изнас учится ненакурсах политического просвещения,аорганизуя свое собственное,самое уязвимое иличное пространство романтических,сексуальных,брачных отношений: открываясь другому человеку,принимая сним совместные решения,заботясь онем.

Именно поэтому социологический взгляд наустановки,ценности иинтересы,которые россияне связывают слюбовью,кажется сегодня чрезвычайно важным: изучая их,мыможем разглядеть самые фундаментальные представления обобщем благе,мире. Что люди называют любовью после двух лет полномасштабной войны? Накакие поступки ради нее готовы? Как влияют наних разного рода институциональные рамки— икакие изменения должны вних произойти для того,чтобы любви было хотябы немного легче побеждать войну?

Весной 2024 года мызапустили пилотное исследование наэту тему ипровели несколько десятков интервью смужчинами иженщинами разных возрастов,сексуальных ориентаций исостоящих вочень разных формах отношений (отмоногамных зарегистрированных браков донеформальных полиаморных сообществ). Нам еще предстоит большая работа,расширение выборки,систематический иглубокий анализ материала,ноуже сегодня мывидим,что нафоне войны отношение клюбви,способы проживать это чувство и«встраивать» его всвою повседневность ивсвои привычки становится индикатором социальных перемен.

Любовь ксвоему комфорту

«Она сказала,что мобилизация закончилась,можно возвращаться домой,вПитер»,— рассказывает 26-летний Евгений.

«Мыуехали вКазахстан,когда наребят,скоторыми ярисовал антивоенные граффити,завели уголовное дело. Ночерез пару месяцев жизни здесь,сложной жизни насъёмной квартире,моя девушка предложила вернуться вМоскву. Ейтам комфортнее»,—говорит Николай 29 лет.

Эмиграция изРоссии после начала войны стала нетолько индивидуальным выбором,ноимассовым социальным процессом,вкоторый оказались включены порядка миллиона человек. Внекоторых слоях эмиграция воспринималась как социальная норма или даже ожидание. Вопрос «почему тыеще неуехал?» задавался таким тоном,будто оставить свой дом иуехать— событие естественное илегкое.

Внаших интервью значительная часть мужчин оказалась именно изтаких сред. Вцелом можно сказать,что они принимали решение покинуть страну,основываясь намаксимизации личной выгоды. Эмиграция давала имбезопасность (вситуации уголовного преследования),свободу отпризыва вармию (они неподдерживали вторжение вУкраину инесчитали,что втакой ситуации должны защищать Россию или проводить т.н. «денафикацию»),возможность жить согласно тем ценностям,которые имблизки.

Однако женщины далеко невсегда разделяли теже представления: для них зачастую возможность «лучшей жизни»— имаксимизация их личной выгоды— означала возвращение вРоссию,вналаженную повседневность. «Любовная лодка» и«быт» столкнулись вэмиграции особенно жестко. Невозможность сохранить уровень повседневного комфорта стала вомногих парах поводом для окончания отношений,причем инициаторами выступали именно женщины.

Личный комфорт оказывался доминирующим фактором,определявшим,сохранятся отношения или нет. Нет возможности обеспечить комфортную жизнь вэмиграции,значит,небудет иотношений там,они возможны только дома,вРоссии,— приблизительно стаким посылом столкнулись наши респонденты.

Истории женщин,выбравших личное благополучие иотказывавшихся ототношений— даже построенных,поихсобственным словам,налюбви— нанаш взгляд,отражают широкий спектр социальных процессов: индивидуализации,экстраполяции логики выгоды насферу эмоциональных переживаний,стремления кминимизации рисков. Выбор женщин,завершающих отношения,ставшие вовремя войны «неудобными»,можно рассматривать как результат фундаментальных изменений института семьи исвязанных сним гендерных норм. Впоследние 20-30 лет число разводов вРоссии неуклонно росло. Одновременно сэтим увеличивалась доля пар,нерегистрирующих брак,идоля детей,родившихся вне зарегистрированного брака. Людей,выбирающих жизнь без длительных или формализованных партнерских отношений,становится все больше— иэто свидетельствует осмене социальных норм.

Фокус наличных потребностях ицелях помогает преодолеть сценарии матерей ибабушек,для которых было нормой,повыражению одной изреспонденток,«стать пылью под ногами мужчины». Индивидуализация,характерная для современного общества,позволяет людям становиться более самостоятельными ввыборе жизненного пути. Для женщины изобразованных городских сред личное благополучие— это давно уже непро соответствие традиционным исемейным ценностям,апро личные достижения исаморазвитие,которым любовь (ивырастающие изнее отношения) должны способствовать,аненаоборот.

Всовременном обществе постмодерна люди обладают множественными,подвижными идентичностями. Отказ отлюбовных отношений втакой ситуации может оказаться выражением стремления кпостоянному переосмыслению себя иизбеганию закрепления вкакой-то одной социальной роли.

Другое объяснение возможно влогике теории рационального выбора: индивиды принимают решения,стремясь максимизировать собственную пользу иминимизировать затраты. Соответственно,отказ отпродолжения любовной истории может быть результатом оценки потенциальных эмоциональных рисков иобязательств,связанных сней. «Почему моя карьера,которая очевидным образом невозможна вСербии,должна пойти крахом? Оннеможет потянуть другую страну. Ок. Ноуменя нет второй жизни. Янеготова кроли жены-декабристки»,— говорит Елена.

Представления олюбви итом,как,когда ипри каких обстоятельствах она может стать «отношениями»,неразрывно связаны сидеями индивидуального успеха,конкурентоспособности иматериального комфорта. Личное благополучие становится здесь мерилом ценности,иумение отказаться ототношений,которые этому благополучию препятствуют,отражает непросто внутреннее принятие этих идей— ноиукоренившиеся привычки ккомфорту,habits ofaffluence,как ихназывает немецкий философ эмоций ЯнСлабый. Ведь повседневная жизнь складывается именно изпривычек— почти незаметных практик,закаждой изкоторых стоит целый комплекс иэкономических,иполитических обстоятельств: заказывая надом еду,отправляясь после работы всалон красоты,заправляя автомобиль,современные горожане неуспевают (иневсегда могут) задуматься отом,что делает все это возможным. Иесли вомногих западных обществах,озабоченных изменениями климата,призыв пересмотреть эти привычки раздается все чаще,товпостсоветской России именно приобретение этих привычек— иболее того,ихавтоматизация— стало основой представлений обуспехе и«хорошей» жизни,аглавное— рамкой эмоциональных переживаний. Точно также,как машина должна заводиться,аманикюр должен быть доступен в11 вечера,«здоровые» отношения недолжны приносить боль; любовь должна быть источником «позитивных эмоций»,аотказ отличной выгоды выглядит как признак душевного нездоровья или «неправильных»,даже опасных ценностей. Содной стороны,встране,где под предлогом «любви» сервируются сотни видов насилия,установку накомфорт вотношениях можно считать формой пассивного сопротивления (аиногда иактивного протеста,особенно уженщин). Сдругой стороны,приоритет «привычек ккомфорту» ставит вопрос отом,можноли вообще «встроить» любовь вжизнь,полную турбулентности? Исуществуютли границы «здоровой» жертвенности? Война,нафоне которой разворачиваются любовные сюжеты,ставит этот вопрос особенно остро: зачто мысегодня хотим держаться— запривычку жить удобно,которую первое взрослое постсоветское поколение взрастило всебе нетолько как материальный,ноикак этический ориентир? Или заготовность отказаться отлюбых привычек ради того,чтобы продолжать чувствовать— хотябы что-нибудь?

Любовь ксвоей любви

«Язнала,что изэтого ничего невыйдет,мне было сразу ясно,что онменя нелюбит— ноябросилась туда сголовой,потому что это был такой знакомый,такой привычный кошмар,что внем мне было почти хорошо. Онкак будто спасал меня отвсего остального кошмара,который творился вокруг»,— говорит пятидесятилетняя Вероника. Борису повезло больше: его любовь оказалась взаимной. Новстреча сНадей стала для него главным событием последних двух споловиной лет— событием,поего собственным словам,перечеркнувшим все прошлое. Иесли прежде оннерешилсябы нарезкие шаги,— развод,уход издома,— товойна иэмиграция создали новый контекст для принятия решений.

Вжизни Вероники,Бориса идругих наших собеседников,говоря словами психотерапевтки иписательницы Эстер Перель,оказались перепутаны (инередко— намеренно) сюжеты love story— истории одного чувства,изолированного отдругих переживаний исобытий— иlife story - сюжета,вкотором развитие любви синхронизируется сходом прочих жизненных событий истановится его составной частью. Львиную долю головной боли вовзрослой жизни составляют попытки отличить один сценарий отдругого,новойна опрокинула все сюжетные структуры,все принципы ихпостроения иразличения. Ихотя большинство участников нашего исследования принадлежат ккатегории людей,искушенных впсихотерапии имогущих себе позволить регулярные сессии излюбой точки мира,ориентир на«бережно ксебе» непомогает тем,чьи life stories были резко прерваны войной: им,наоборот,отчаянно хочется потерять этого «себя»,ставшего бессмысленным вразрушившемся мире.

Когда разрушаются привычки ккомфорту,love stories— даже если они полны страданий— дают новую экзистенциальную опору: они позволяют систематизировать время ивообразить горизонт ближайшего будущего. Сюжет любовной драмы,даже непредвещающий хэппи-энда,ощущается как предсказуемый ипоэтому отчасти— вот парадокс— почти успокоительный. Love story исвязанные сней практики ожидания,горевания,торжества,предлагает ход времени альтернативный тому,который выплескивает озверевшая новостная лента.

«Сутра покомнате кружа,

Скакой готовностью душа

Себе устраивает горе!

(Так лепит ласточка гнездо.)

Неотвлечет ееничто

Низаокном,нивразговоре»

Александр Кушнер зарифмовал вэтих стихах «организующую» силу любовного переживания. «Гнездо»,вылепленное любовным горем,как будто заменяет собой утраченную нишу,утраченные привычки— истроить его принимаются самые разные люди. Можно былобы предположить,что такой путь превращения— часто заведомо безуспешного итрагического— историй любви вистории жизни особенно характерен для женщин. Действительно,гендерные роли,предписывающие тяжелый эмоциональный труд,борьбу засохранение отношений,самореализацию через любовный сюжет продолжают оставаться той рамкой,внутри которой женщины часто ищут экзистенциальную опору.

Однако внаших интервью такие истории любви мыслышали нетолько отженщин,ноиотмужчин,инетолько отгетеросексуальных собеседников,ноиотлюдей сиными сексуальными предпочтениями иориентациями. Еще одна разновидность love stories,пусть неменее эмоциональная,основана на«коллекционировании» ипроживании— одновременном ипоследовательном— множества сюжетов,вкоторых возникает спонтанная близость иощущение причастности кколлективу единомышленников (и,разумеется,единомышленниц). Подобные истории более характерны для мужчин,как минимум,засчет обстоятельств,вкоторые они попали: вэмиграции,оказавшись вновом кругу общения ичасто без семьи,отцы имужья,случается,чувствуют себя «впионерском лагере для взрослых» (удивительно,что этой формулировкой пользовались как сами эмигранты-мужчины,рассказывая осебе,так иженщины,чьи партнеры уехали изРоссии).

Нановом месте они проживают адаптированный креалиям военного времени маскулинный сюжет «ешь-молись-люби»: поиск «своего я»,сексуальные эксперименты (включая эксперименты соднополыми практиками). Однако сравнение спионерским лагерем вовсе неслучайно: секс нецель,асредство поиска «своих»,создания сообщества,сопротивляющегося войне самими принципами своего существования— отказом отнасилия икультивацией способности кчувствованию. «Яникогда еще так много нее…лся»,— сообщил нам доверительно один изсобеседников винтервью,итутже добавил: «Ипоэтому познакомился скакими-то невероятно прекрасными людьми,без которых ябы просто невыжил!».

Наконец,love stories могут резко инеожиданно для всех героев иавторов превращаться вlife stories: казалосьбы,вчера обраке идумать немогли,асегодня уже поженились изажили вместе. Нокому-то надо выехать заграницу,кто-то боится возможного ареста ипредпочитает формализовать отношения,кто-то думает про вероятность быть призванным нафронт. Среди этих историй есть истории схэппи-эндом: вынужденная необходимость быть вместе сняла ского-то невыносимый груз выбора,ивдруг оказалось,что вместе лучше,чем поотдельности. Ночаще всего заспинами «устроенных» двоих— тех,кому удалось «вписать» свою любовь впространство привычек ккомфорту— остаются те,кому вновой жизненной траектории нехватило места: внебрачные партнеры,«бывшие»,дети отпредыдущих отношений или вчерашние партнеры поспонтанным love stories визгнании.

Любовь клюбви других

Война особенно обнажила привилегии тех,кто может рассчитывать напревращение своей love story вlife story,— иотсутствие этих привилегий утех,для кого такая возможность закрыта поопределению. Впервую очередь речь ободнополых парах иполиаморных союзах,для которых нетолько вРоссии,ноивомногих других странах попросту несуществует инструментов легализации. Любовь здесь оказывается подвешенной ввоздухе,унее нет права нетолько насуществование,нодаже нанадежду. Реализация жизненных сценариев благополучия,личного счастья оказывается оборванной даже утех,кто привык ихотелбы выбирать,анеподчиняться обстоятельствам.

Оставшись вРоссии сосвоими детьми,сорокапятилетняя Алиса,много лет прожившая вполиаморных отношениях,была вынуждена изменить исвою повседневную жизнь,исвои представления обудущем: один еелюбимый мужчина уехал,аотношения сдругим стали почти невозможными из-за массы повседневных семейных дел,скоторыми она теперь справляется водиночку. «Моя жизнь стала намного более семейно ориентированной,потому что янамного больше должна находиться дома,воспитывать детей. Это какое-то очень странное чувство,что вот вмоих планах кэтому возрасту яуже должна была быть свободной женщиной. Нупокрайней мере,отдетей. Икак-то вмои планы невходило,что именно вэтом возрасте вдруг стану намного более привязана кдому,клокации,намного меньше стану ездить. Инамного больше буду зависима отсемейных всяких передряг». Удругих наших собеседников вполиаморных отношениях непримиримо возникают вызванные обстоятельствами иерархии: двое изтроих вместе уезжают или заключают брак,чтобы хоть как-то поддержать друг друга,третьи становятся или лишними или уходят надальнее расстояние. Гетеросексуальная моногамия становится способом выживания— ведь только ееможно закрепить набумаге ихоть как-то обезопасить свою связь.

Тем ценнее втаких историях оказываются жесты взаимопомощи исолидарности состороны тех,чья life storуустроена иустойчива ичьи привычки ккомфорту небыли так фундаментально разрушены войной. Более того,«привычка ккомфорту» играет удивительную роль: она начинает распространяться инадругих,нетолько ближних,ноидальних. Внаших интервью мыслышали множество историй о«пересборке» семейных ибрачных конструкций,вкоторых личное благополучие хоть ивыступало важным ориентиром,нолишь вконтексте благополучия общего: «пока имнебудет хорошо,небудет хорошо имне»,— говорит наша собеседница,пытающаяся «вывезти» изЦентральной Азии вЕвропу своего мужа иего возлюбленную. Укого-то бывшая жена поливает цветы воставшейся квартире. Укого-то внебрачный партнер ухаживает заоставшимися вРоссии пожилыми родителями. Иногда помощь приходит исовсем состороны: случается,что владельцы компаний фиктивно оформляют наработу однополых партнеров своих сотрудников— ради «брони» или виз.

Именно эти истории,как нам кажется,иесть истории той любви,про которую пишет Марта Нуссбаум: любви как основы для справедливости имира. Ихсовсем немало. Иэто дает надежду.